Поцеловал все еще ничего не понимающую бывшую жену, скосил взгляд на сержанта – «рекс» – конвоир выглядел спокойным и безмятежным.
– Ну все, хватит, давай на коридор, – Солоник ощутил на своем плече руку мента и понял – пора!
Сашу, как он и предполагал, вывели в коридор – осужденный сразу же подметил, что народу там немного. Это хорошо – вряд ли найдется энтузиаст из публики, который попытается его задержать.
Сейчас, еще один шаг, еще…
Потом он много раз пытался восстановить тот побег в деталях, но не получалось. Мысли путались, последовательность событий мешалась. Запомнились лишь фрагменты: будто яркие вспышки света выхватывали из черных провалов памяти то один, то другой.
В коридоре нарочито-рассеянно оценил ситуацию, присел на корточки, сделав вид, что хочет завязать шнурок ботинка. «Рексы» даже не насторожились.
Резкий удар в солнечное сплетение ближайшему – тот согнулся, точно дешевый перочинный ножик. Следующий удар пришелся точно в кадык – второй конвойный отключился мгновенно.
А дальше – резкий рывок к дверному проему, сухой треск открываемой двери, задние дворы, какие-то закоулки частного сектора, гаражи, заборы, безлюдные улочки… Спустя каких-то десять минут осужденный на восемь лет лишения свободы был уже далеко от здания городского суда…
Правильно говорят: «Имеем – не ценим, потеряем – плачем».
Всего лишь несколько дней назад он, Александр Солоник, имел все, что следовало ценить: собственную квартиру, машину, деньги, хорошо оплачиваемую работу, а главное – возможность соотнести возможности и потребности.
Теперь ничего этого нет.
Он – никто, он – осужденный на восемь лет, находящийся к тому же во всесоюзном розыске. Прошлая жизнь перечеркнута начисто, настоящее тревожно, будущее туманно, и никто не может сказать, что будет с ним, беглецом, завтра или даже сегодня…
Человек, находящийся в розыске, разительно отличается от человека свободного. Вроде бы и он пока еще свободен, но тень тюремной решетки незримо лежит на его лице. Такой человек старается не попадаться на глаза ментам, избегает людных мест, где проверяют документы и где его могут невзначай опознать, такой человек не может предаваться маленьким радостям жизни. В конце концов, такой человек вынужден тщательно «шифроваться», соблюдая основы конспирации, – забыть собственные фамилию-имя-отчество, телефоны друзей и родных, вынужден изменить привычки и наклонности. Улыбка становится напряженной, движения – осторожными, а взгляд – жестким, цепким и подозрительным.
Психика расшатывается быстро, и начинаешь подозревать всех, кто рядом и кого рядом нет. Волей-неволей закрадываются в голову мысли: а ведь нельзя же скрываться так всю жизнь, рано или поздно мусора накроют… Банальная фраза «сколь веревочке ни виться, а конец все равно будет» тем не менее справедлива: немало есть случаев, когда находящийся в розыске добровольно сдавался – мол, вяжите, менты поганые, сил нет больше прятаться.
Человек, находящийся в розыске, быстро начинает понимать жизнь и ее ценности, главная из которых – личная свобода.
Тогда, после дерзкого побега из здания городского суда, без пяти минут зэк Солоник понял: теперь у него начнется совершенно другая жизнь.
И она, естественно, началась…
Местное ГОВД буквально встало на уши: подобного Курган еще не знал за всю свою историю. Начальник охраны был строго наказан, но легче от этого не стало – поймать беглеца по горячим следам не получилось.
Поиски велись по всем правилам специально разработанной для таких случаев операции «Перехват» – вооруженные засады у родных и друзей, санкционированное прокуратурой прослушивание их телефонов, патрули в штатском на людных улицах, железнодорожном вокзале и в аэропорту, кордоны на въездах-выездах из города, ориентировки на стендах «Их разыскивает милиция».
Но все было тщетно: беглец нигде не объявлялся – как сквозь землю провалился. Начальник местного управления МВД лютовал, сулил немыслимые кары старшим офицерам; те в свою очередь срывали злость на подчиненных, но результаты по-прежнему не утешали. Задержали, правда, нескольких подозрительных, по приметам отдаленно напоминавших беглеца, но их, к сожалению, пришлось отпустить, хотя начальники курганских РОВД клятвенно заверяли генерала, начальника управления, что спустя час после соответствующей обработки каждый из них с готовностью признавался в том, что он и есть тот самый Александр Солоник…
Иссиня-черное майское небо с крупными мохнатыми звездами низко нависло над пустынной трассой. Где-то совсем низко, над самой головой сверкали огненно-голубые предгрозовые зарницы, и отсветы их причудливыми тенями ложились на унылое, ровное шоссе.
Машин почти не было: лишь изредка где-то далеко слышался низкий, расплывчатый шум автомобильного двигателя, гулко разносившийся по дороге, и только спустя некоторое время на трассу из непроницаемо-чернильной темноты выплывал тяжелый «КамАЗ» с крытой фурой, унося с собой кроваво-красные огоньки габаритных огней.
Невысокий, коротко стриженный мужчина упорно шел вдоль ночного шоссе Курган – Тюмень. Едва заслышав позади шум мотора, он всякий раз быстро, но без суеты сворачивал в сторону, чтобы не привлекать внимания: одинокий путник, бредущий далеко за полночь в пятидесяти километрах от города, не может не вызвать подозрений.
Мелькнул полустертый дорожный указатель «Памятное – 14 км», и путник, заметив впереди тусклый свет фар большегрузных автомобилей, стоявших на обочине, остановился. Чтобы не быть замеченным, отошел в сторону, напряженно вглядываясь вперед.